Арбаев отложил винтовку, вынул наушник, повернулся ко мне, развел краешки губ в оскале, весьма отдаленно напоминающем улыбку.
– Иногда так приятно хоть что-то сделать самому. В наших краях мужчина э т о должен делать сам. Боялся, руки подведут. Не подвели. – Вздохнул. – Теперь Алина будет спать мирно. А этот... умер с погаными мыслями. Шайтаны будут раздирать его душу до скончания века. И в глазах его была пустота. Это я разглядел ясно.
Арбаев встал и, прихрамывая, потрусил к автомобилю, оставленному в ста пятидесяти метрах, на шоссе. В гипсовом воротнике под свитером он походил на инопланетянина.
Я спустился на берег. Вересов сидел лицом к океану и смолил четвертую сигарету.
– Угостишь?
Он молча пододвинул пачку. Я чиркнул спичкой, затянулся.
– Ты вроде курить бросил, – сказал я.
– С тобой и запить – не грех. Ну ты и... – Вместо отборных выражений адмирал вцепился зубами в сигарету и в пару затяжек спалил ее почти до фильтра.
– Все нормально, – пожал я плечами.
– Стрелял человек Арбаева?
– Он сам.
– Помню. Он когда-то был чемпионом.
– Ага.
– И что теперь делать? Копать будут глубоко и активно.
– На Саратоне? Никто здесь этого не позволит. А вот бумаг ты испишешь гору.
– Две горы.
– Три.
– Тебя потянуло на юмор, Дронов.
– Ну да. Сергей Анатольевич Ведерин геройски пал от руки злого террориста. При исполнении и в полном нелегале. Так что – его еще наградят. Посмертно.
– Тебя к награде представлять?
– Меня? Это пожелание или угроза?
– Доброе слово.
– Спасибо. Да меня вообще здесь не было.
– Что будешь делать с информацией?
– Предам гласности.
– Дронов, ты...
– Каждому из людей, кто был кодирован, я назову контрольное слово, которое ликвидирует код.
– Неоперативно мыслишь.
– По-человечески. Как могу.
– А ты... уверен, что тебе слили верную информацию? А не наоборот?
– Уверен.
За пару часов я успел не только собрать «слуховой аппарат» – на это потребовалось всего минут десять. Потом отзвонил Арбаеву и попросил его прибыть на встречу с тем, кого он жаждет видеть, с любым снаряжением, но без эскорта. Иначе встреча не состоится. Александр Алиевич все понял правильно.
Но это были не все дела. За час с небольшим я успел смотаться в отель «Саратона» и назвать «волшебное слово» – имя и дату рождения, которую она сообщила мне сама, милой девушке Даше Бартеневой. Ее реакция сначала меня напугала: девушка упала в кресло, все тело ее напряглось... Я ожидал всего, чего угодно: она могла броситься на меня, попытаться выпрыгнуть с балкона, сказать, что все замечательно, чтобы, дождавшись моего ухода, запереться в ванной и вскрыть себе вены... Вместо этого она разрыдалась. Потом лицо ее стало спокойным и умиротворенным. И она крепко уснула. Собственно, не было смысла не верить признаниям Фрэнка Брайта – ведь он был уверен, что говорит с человеком обреченным. Но сомнения оставались. Теперь их не было.
После этого я рассказал диктофону в подробностях обо всем происшедшем за последние трое суток. Включая версии и предположения. Как и то, что должно произойти. Болтал я по пути к банку; на Саратоне нет ночи, и все учреждения, способные понадобиться высокопоставленным клиентам, работают круглосуточно; арендовал сейф, куда и уложил кассету. Написал несколько строк адвокату с инструкциями на предмет моей возможной безвременной кончины и опустил письмо в ящик. Почта ушла через десять минут.
Вернулся в отель «Саратона»: Даша Бартенева спала мирно и тихо. Я успокоился окончательно. Вышел и через десять минут пешего шага был на площади Согласия. Александр Арбаев ждал меня в автомобиле. Один. За полчаса до рандеву Вересова и Ведерина на пляже я за рулем его машины прокатился по улицам, убедился, что все чисто, а заодно рассказал Александру Алиевичу о предпринятых мною мерах предосторожности. Он сказал: «Разумно». И – все.
О том же рассказал я и сидящему рядом Вересову. Тот скривился:
– Ты хочешь увидеть, как я бурно обрадуюсь? Ты грамотно снялся с двух крючков, Арбаева и Ведерина, и – поставил растяжку и на меня, и на магната.
– Хочется жить долго и счастливо.
– Ладно, Олег. Будем надеяться, ты дал ясные распоряжения адвокату.
– Абсолютно ясные, Женя.
– Я пойду, пожалуй. Борт в Москву через час. И ты здесь не засиживайся. Сам понимаешь, мне тоже нужно отдать распоряжения... Поскольку официально ни меня, ни Ведерина здесь нет и не было... Пора поспешать.
– Как водится. А потом – графа: «допустимые потери».
– Ведерин изначально предлагал занести в нее тебя.
– И ты с этим согласился, Женя.
– Нет, но...
– Прощай, адмирал. Выше голову. Ты возвращаешься с победой.
– А когда вернешься ты?
– Когда согреюсь.
– Тебе что-то нужно?
– Угу. Попроси Ивана Саввича Савина, пусть похлопочет о моем восстановлении в должности.
– В какой? – не сразу понял Вересов.
– Спасателя.
– Попрошу. Мне пора.
Мы пожали руки.
– Бог тебе судья, Олег.
– Он всем нам судья, Женя. Всем.
Я остался один. Океан, казалось, еще спал, и волны плескали в берег едва-едва, словно опасаясь разбудить до поры грозную неуправляемую мощь, что таилась в его величавом покое.
Комментариев нет:
Отправить комментарий